08 грудень 2024, Неділя, 15:40

Военная прокуратура: казнить нельзя помиловать

9 Червня 2016г.

Не впервые у людей возникают вопросы – почему расследование по военнослужащим в одних случаях ведет военная прокуратура, а в других – полиция. Что говорить о простых людях, если даже практикующие юристы часто недоумевают по этому поводу.

То военная прокуратура громко заявляет о задержаниях взяточников-полицейских, налоговиков, таможенников, даже председателей сельсоветов и преподавателей, то есть людей, явно не имеющих отношения к армии. То в случае убийств или изнасилований, в совершении которых подозреваются военнослужащие, посылает в полицию – это их подследственность. Даже опытные криминалисты теряются, чем же в действительности должна заниматься военная прокуратура и каковы у нее законные полномочия?

Действительность парадоксальна. Военная прокуратура занимается тем, чем сама хочет заниматься. Выборочно. Особенно болезненно такое выборочное отношение проявляется в связи с расследованием случаев небоевых потерь украинских военнослужащих, которые просто огромны. Еще в январе 2016 года Главный военный прокурор А. Матиос озвучил, что небоевые потери Вооруженных Сил Украины составляют более тысячи человек. Это почти каждый 4-й погибший с начала боевых действиях на Донбассе военнослужащий, что очень много.

Самоубийства военнослужащих также относятся к небоевым потерям. Обратиться к теме заставила статья «В моей смерти прошу винить». Странные самоубийства в зоне АТО» Выдержка из статьи: «Спустя год и 9 месяцев после гибели солдата экспертиза подтвердила очевидное: 30-летний Евгений Лукаш не расстреливал себя очередями из автомата. Жителя села Гребенка (Полтавской области) убили 1 июля 2014 года. Перед смертью еще и пытали. Тело было изуродовано, на лице застыл отпечаток чьей-то подошвы. И сделали это не террористы, и не российские военные. «Когда мы его раздели перед похоронами, увидели порезы и ожоги. Зубы были выбиты, глаз вдавлен, сломан нос. Все это снимали на фото. Их в палатке, там, где «муж себя убил» — в селе Криницы, Донецкой области — было трое. К…о, П…..о и мой муж», — говорит вдова… Прокуратура изначально удовлетворилась допросом тех двоих, о ком Лукаш говорил, что они хотят его убить. На основании показаний подозреваемых (или тех, кого следовало заподозрить) был выдан акт о самоубийстве. Правозащитники помогли добиться от военной прокуратуры начала расследования по статье «Доведение до самоубийства». И лишь нынешней весной повторная экспертиза установила, что в Лукаша стреляли с расстояния более 2 метров.» Приведены в статье и другие случаи таких же странных «самоубийств» военнослужащих.

Почему же при настолько очевидных признаках насильственной смерти для установления этого потребовалось почти два года? И не факт, что даже при установлении факта убийства через два года можно найти доказательства против убийцы или убийц. Как известно, основные доказательства в подобных случаях добываются на месте происшествия и в первые дни расследования. Ответ кроется в следующем сообщении: «16 мая 2016 года на территории Владимир-Волынской части солдат срочной службы 1991 г.р. покончил жизнь через повешение. Полиция во время осмотра тела изъяла мобильный телефон, веревку и записку, в которой парень объяснял, почему совершил самоубийство. Открыто уголовное производство по ст. 115 Уголовного кодекса Украины.»

Обратили внимание – в воинскую часть на место происшествия для проведения расследования прибыла ПОЛИЦИЯ. Не военная прокуратура, которая была воссоздана в 2014 году, как мы все полагали, для расследования преступлений, совершенных военнослужащими или в расположении воинской части, а обыкновенная полиция. Она же и расследовала эти правонарушения.

По букве уголовного процессуального кодекса (ст. 216 УПК) военной прокуратуре подследственны воинские преступления, а это менее 1/10 от всех преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом Украины, 31 статья из более 350. Но в действительности в производстве военных прокуратур значительная часть дел – это дела не о воинских, а общеуголовных преступлениях. Более того, многие из них расследуются даже не в отношении военнослужащих, а полицейских, налоговиков и прочих гражданских лиц. Но случаев самоубийств военнослужащих, даже при таких очень подозрительных обстоятельствах, как описано выше, среди них очень мало.

Ну не хотят военные прокуроры заниматься расследованием случаев смерти военнослужащих, даже если они происходят на территории воинской части или в месте дислокации воинского подразделения в зоне АТО. Как не хотят расследовать случаи совершения военнослужащими убийств, грабежей, разбоев, изнасилований, краж и прочих тяжких общеуголовных правонарушений. В этом случае они твердо придерживаются буквы уголовного процессуального закона – это подследственность полиции, которая должна выезжать на места происшествия, искать доказательства, виновных. Им неважно, что в прилегающих к зоне АТО районах полиция неукомлектована, профессиональные, деловые и моральные качества следователей там оставляют желать лучшего, особенностей воинских правоотношений они вообще не знают, а оказавшись по необходимости ближе к линии соприкосновения стараются как можно скорее уехать в безопасное место, ведь они, в отличие от военных прокуроров, статуса участника боевых действий не получат. И в душе все полицейские полагают, что всеми расследованиями преступлений военнослужащих должна заниматься именно военная прокуратура, как это было ранее. Но к военной прокуратуре претензий не предъявишь – формально, по кодексу, она права. Только в случае многочисленных жалоб, давления общественности она принимает подобные дела к своему производству. Иногда через год и более после события, когда найти доказательства и изобличить виновных уже практически невозможно.

вп-2Но если в военную прокуратуру приходят с сообщением, что можно задержать на горячем взяточника, даже если это лицо не имеет никакого отношения к армии, военные прокуроры, как гончие, сразу делают стойку и живо бросаются в работу. Тут им не важны ни время суток, ни расстояния, ни правила подследственности. Причем, обратите внимание, так они действуют исключительно по взяточничеству, но не по любым другим правонарушениям, какими бы они ни были. Последний очень показательный случай – задержание военной прокуратурой первого заместителя Николаевского губернатора Н. Романчука. В данном случае допущено грубейшее нарушение правил подследственности и военная прокуратура, превысив свои полномочия, замахнулась даже не на подследственность территориальных правоохранительных органов, как это она часто делала ранее, а исключительную подследственность Национального антикоррупционного бюро.

Когда им задают вопросы, почему они занимаются подобными делами явно не их подследственности, согласно буквы уголовного процессуального кодекса, военные прокуроры горделиво утверждают, что действуют не по букве, а по духу закона, самоотверженно борются с таким злом, как коррупция, где бы она ни была, а процессуальный кодекс в ч.9 ст.216 дает прокурору право самому определять подследственность.

Действительно, если на эту норму УПК смотреть очень уж сквозь пальцы, и не вчитываться в детали, право такое у прокурора вроде и есть. Возникает другой вопрос, почему военная прокуратура так неохотно пользуется этим правом определения подследственности в случаях сомнительной гибели военнослужащих, совершения военнослужащими убийств, изнасилований, других тяжких, сложных по доказыванию преступлений, требующих немедленной и кропотливой работы на месте происшествия? Не потому ли, что в делах о взяточничестве всю подготовительную работу делают оперативные подразделения СБУ или полиции, а военная прокуратура подключается уже на стадии задержания, когда все ясно и взяточника только надо взять на горячем? Очень выигрышно для пиара – и не переработались, и быструю славу получили. А по делам о сомнительной гибели в зоне АТО надо ехать на передовую, кропотливо и тщательно работать там, искать и выявлять доказательства, работать с возможными подозреваемыми и свидетелями. С учетом этого такая избирательность военной прокуратуры, когда следовать букве закона, а когда – его духу, явно учитывает не интересы людей, общества, Вооруженных Сил, а исключительно самой военной прокуратуры. Где работы поменьше и можно попиариться – они впереди, а где сложнее и неприятнее – там должна работать полиция.

Глупейшая ситуация с подследственностью военных прокуратур доводит до смешного. Если солдат угрожает командиру убийством – это воинское преступление, подследственное военной прокуратуре(ст.405 УК), а если убил – подследственность полиции(ст.115 УК). Ограбление гражданского лица в зоне боевых действий может быть как воинским преступлением(ст.433 УК), подследственным ВП, так и общеуголовным(ст. 186 УК), подследственным полиции. Все зависит от нюансов пояснений подозреваемого относительно умысла действий. Подобных несуразиц можно привести много. Поэтому и продолжается неразбериха с подследственностью правонарушений, особенно в зоне АТО. Военная прокуратура и полиция футболят такие дела друг другу вместо расследования, а очень многие преступления, в том числе и тяжкие, просто не расследуются и списываются на боевые действия. Так проще военной прокуратуре и полиции, но не людям и правопорядку в войсках. Размытые правила подследственности военной прокуратуры – мутная водичка, из которой нынешние военные прокуроры выбирают только то, что им нравится и на чем можно попиарится.

Когда и почему возник подобный абсурд в подследственности военных прокуратур и почему он продолжается?

Старая власть приняла решение ликвидировать военную прокуратуру, мешавшую «прихватизировать» ценности, оставшиеся в войсках, и сделала это последовательно, в два этапа. Первым шагом было обрезание её подследственности. Если до этого военные прокуроры занимались всеми правонарушениями в войсках, после обрезания им сказали – вы военные, поэтому можете заниматься только воинскими преступлениями, остальным будет заниматься милиция. Вторым шагом в 2012 году военная прокуратура была совсем ликвидирована.

Наступил переломный 2014-й. В разгар боевых действий в Донбассе, когда поддерживать правопорядок в воинских подразделениях, участвующих в АТО, было просто некому, ситуация с правопорядком была близка к катастрофической, руководство государства вспомнило о том, что был такой хороший орган для борьбы з преступностью в воинских формированиях, как военная прокуратура. Восстановили ее очень оперативно да и сделали это весьма незамысловато. Закон, которым в 2012-м было исключено все, касающееся военной прокуратуры, переписали так, чтобы вернуть все назад. Один шаг сделали, а второй – вернуть военной прокуратуре субъектную подследственность, чтобы возложить на нее расследование ВСЕХ преступлений, совершенных военнослужащими, в спешке забыли. Очень уж горячо тогда, в августе 2014 года, было в зоне АТО, чтобы тщательно и до конца все продумать.

Изменение правил подследственности военных прокуратур позже мог инициировать назначенный Главным военным прокурором А. Матиос, когда после воссоздания военных прокуратур готовился законопроект о внесении изменений в законы, касающиеся ответственности военнослужащих. И необходимость этого была очевидной, и предложения от специалистов такие были. Хотя военная прокуратура не может сама инициировать законопроекты, предложения по изменению законов, касающиеся ответственности военнослужащих, готовились именно военной прокуратурой, а вносились либо через Кабмин, либо через депутатов, которые в конце 2014 - начале 2015 годов были готовы во всем идти навстречу военной прокуратуре, чтобы восстановить правопорядок в войсках. Не стоит забывать, что запасной вариант законодательной инициативы у А. Матиоса всегда был и есть – его сестра, народный депутат М. Матиос.

Но по каким-то соображениям А. Матиос не захотел включать изменения подследственности военных прокуратур в законопроекты, хотя это было не только логичным, но и необходимым в интересах людей и общества. Можно предположить, что он просто не захотел брать на себя больше ответственности, ведь так гораздо удобнее – отвечать только за маленький кусочек правопорядка в войсках, а за все остальное пусть отвечает полиция. Изменения в законы, касающиеся деятельности военных прокуратур, были внесены дважды, в феврале и апреле 2015 года, но подследственности они не коснулись.

Сказать, что правонарушений исключительной подследственности военной прокуратуры оказалось не так уж и много, нельзя. Хотя под боевые действия численность работников военных прокуратур увеличили вдвое, до 600 человек, нагрузка на них существенная. Почему же вместо того, чтобы брать к своему производству резонансные дела, связанные с гибелью военнослужащих, в том числе и при описанных выше сомнительных «самоубийствах», военная прокуратура предпочитает расследовать дела о резонансных фактах задержаний мелких взяточников, которые вообще не являются военнослужащими? Отвечать на вопросы о причинах такой избирательности главный военный прокурор или не хочет, или начинает общие рассуждения о духе закона, необходимости кому-то бороться с взяточничеством, уходя от того, что военная прокуратура была воссоздана совершенно для других целей, а не для дублирования полномочий уже существующих правоохранительных органов.

Вот и получается, что военная прокуратура, в зависимости от того, как ей легче и выгоднее, действует то по букве закона, то по его духу. Только вот какой-то душок нехороший за всем этим стоит и вопрос возникает - военная прокуратура существует сама для себя, для удовлетворения амбиций А. Матиоса, или должна все-таки служить интересам государства, его Вооруженных Сил и общества? Может при возвращении военной прокуратуры с своему истинному предназначению и случаев сомнительных самоубийств, и других небоевых утрат в зоне АТО стало бы гораздо меньше, и меньше матерей и жен оплакивали бы своих детей и мужей?

 

 

Анатолій Маркевич Закінчив із відзнакою у 1982 році військово-юридичний факультет Військового Інституту. У 1982-1991 роках працював на різних посадах у військових прокуратурах Збройних Сил СРСР. У 1992-2005 роках - в системі військових прокуратур Генеральної прокуратури України. Пройшов службові сходинки від слідчого військової прокуратури гарнізону (армії) до заступника військового прокурора Центрального регіону України, полковник юстиції запасу, почесний працівник прокуратури України, ветеран прокуратури України. З 2006 року адвокат в м. Києві.